автор: Игумен Савва (Мажуко)
Есть люди, которые не умеют слушать. Есть люди, которые не умеют говорить. Год от года кажется, что число таких людей растет, и растет угрожающе. Это просто какая-то вавилонская болезнь. Даже людям вполне образованным тяжело дается речь. Современные студенты довольно часто удивляют неспособностью выразить свои мысли, просто сказать, что они чувствуют и чего хотят. Произошла какая-то инфляция слова. Человек расхворался, и болезнью поражена именно его словесность. Эту хворь особенно тяжело переживают все те, кто трудится в слове: учителя, священники, да и просто каждый родитель и воспитатель.
Люди стали нечувствительны к слову. До них, как говорят, не доходит. Хотя и говоришь все как будто бы правильно, и не врешь, и душу вкладываешь – не слышат! не чувствуют! не понимают! Просто руки опускаются. И как тут не вспомнить Александра Сергеевича Пушкина:
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукой чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя –
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды…
Конечно, бывают естественные причины, по которым слово не доходит до слушателя: человек просто не готов к этой теме, или разговор неуместен, или, что гораздо чаще, мы говорим на разных языках. Этих естественных причин мы не будем здесь касаться: есть прекрасная литература и по психологии, и по риторике. Но, кроме естественных моментов, есть и духовные.
У евангелиста Луки есть любопытная характеристика воздействия на слушателей проповеди Христа: «И дивились учению Его, ибо слово Его было со властью» (Лк 4:32). Этим свойством – говорить со властью – отличались и многие святые христиане. При этом власть их слова простиралась не только на разумных тварей, но и на неодушевленные предметы. Вот, например, случай, описанный аввой Серапионом, посетившим преподобного Марка Афинского. Не встречавший более тридцати лет живого человека, святой Марк спрашивает Серапиона: «Есть ли ныне среди мира некоторые святые, творящие чудеса, как сказал Господь в Евангелии Своем: «аще имате веру яко зерно горушно, речете горе сей: прейди отсюду тамо: и прейдет: и ничтоже не возможно будет вам» (Мф 17:20)?». «В то время как святой произносил эти слова, гора сдвинулась со своего места приблизительно на пять тысяч локтей и приблизилась к морю. Святой Марк, приподнявшись и заметив, что гора двигается, сказал, обратясь к ней:
– Я тебе не приказывал сдвинуться с места, но я беседовал с братом; посему встань на свое место».
Даром слова со властью обладал также праведный Иоанн Кронштадтский, проповеди которого, непозволительно простые для человека с академическим образованием, оставляли глубокий след даже в душах неверующих людей. Почему? Потому что говорились из опыта. «От избытка сердца глаголют уста» (Лк 6:45). Чтобы слово дошло до сердца, оно должно исходить из сердца, должно быть оплодотворено опытом, выстрадано. Этого мнения придерживался наш русский сердцеведец Ф. М. Достоевский. Вот как Д. И. Стахеев передает его беседу с В. С. Соловьевым: «Федор Михайлович был в мирном настроении, говорил тихим тоном и с большою медлительностью произносил слово за словом, что… всегда замечалось в нем в первые дни после припадка… Владимир Сергеевич что-то рассказывал, Федор Михайлович слушал, не возражая, но потом придвинул свое кресло к креслу, на котором сидел Соловьев, и, положив ему на плечо руку, сказал:
– Ах, Владимир Сергеевич! Какой ты, смотрю я, хороший человек…
– Благодарю вас, Федор Михайлович, за похвалу…
– Погоди благодарить, погоди, – возразил Достоевский, – я еще не все сказал. Я добавлю к своей похвале, что надо бы тебя года на три в каторжную работу…
– Господи! За что же?
– А вот за то, что ты еще недостаточно хорош: тогда-то, после каторги, ты был бы совсем прекрасный и чистый христианин».
Если слово человека не выстрадано, не идет из опыта, то вряд ли оно дойдет до слушателя. Подобный закон действует даже в музыке. Замечательный гомельский музыкант Алексей Петрович Лукомский наставлял будущих певцов и дирижеров такими словами: «Бык раве, але нiкога не кранае». Можно технически верно исполнить музыкальное произведение, но это не встревожит и не утешит душу слушателя. Так вот, чтобы слово кранала, человеку нужно много работать над собой, не только украшая свою речь, но и душу делая красивой.
Наш современник, недавно скончавшийся старец Паисий Афонский любил говорить своим посетителям: «Мне лучше говорить не с вами о Боге, а с Богом о вас». В этих словах заключен тысячелетний опыт православного духовничества. У слова, обращенного к человеку, есть предел. Даже старцу бывает не под силу словом своим достучаться до сердца слушателя. Человек должен разрешить себе помочь. Есть такое состояние, которое называется в православной аскетике окамененным нечувствием. Когда оно настигает человека, он совсем никого не слышит. Когда бессильно слово к человеку, христианин обращается к Богу. «На ближних сильнее действует молитва о них, нежели слово к ним, – пишет свт. Игнатий Брянчанинов, – потому что молитва вводит в действие Самого всесильного Бога, и Он творит с созданием Своим все, что Ему благоугодно». Эта установка объясняет очень многое в церковной практике. Почему так мало православные проповедуют и так много молятся? На ближних сильнее действует молитва о них, нежели слово к ним. Молитва – порой единственная связь между людьми, связь, которая никогда не прерывается. Мать потеряла контакт в общении с сыном-подростком? Если она горячо о нем молится, эта связь рано или поздно восстановится. Потому что молитва – связь от сердца к сердцу, связь, неопосредствованная словом, ведь часто человек молится воздыханиями неизглаголанными, на грани слова и молчания. И не только молитва воздействует на человека. В церкви есть много средств, которые никогда не оставляют человека равнодушным. Например, колокольный звон. Его можно принимать, против него можно протестовать, но никто никогда не останется к нему равнодушным. Разве золото куполов – это не проповедь, разве запах ладана, красота облачений, весь чин богослужения с певучим, часто непонятным славянским языком, не кранают? Все это действует там, где лежит предел слова, и часто приносит неожиданные плоды.
Но есть печальная евангельская статистика, которую описывает притча о сеятеле: из семян, брошенных в землю сеятелем, усвоилась лишь одна четверть. Помните? Иное упало при дороге, иное в терние, иное на каменистую почву – это три четверти усилий, которые погибли. Усвоилась лишь одна четвертая. Но почему столько добра пропадает? Подобный вопрос, помнится, мучил прп. Антония Великого, и ангел ответил ему: «Антоний, все это суды Божии. Внимай себе и спасешься». Писание дается нам как некий ориентир в понимании судов Божиих относительно добра. Притча о сеятеле как будто бы фиксирует странную статистику эффективности наших усилий в доброделании: усваивается только одна четвертая добра, остальное – руда. Конечно, это не жесткая статистика, скорее – образ, описывающий объективный закон, который мы должны помнить, делая добро, помнить, чтобы не унывать – даже четвертушка добра стоит потраченных усилий.
